Санкт-Петербург — малоизученное островное государство, расположенное в дельте Невы. А. С. Пушкин в поэме «Медный всадник» утверждает, что до Петра Великого на берегах Невы проживали сплошь «убогие чухонцы». Это, мягко говоря, не может быть верным: дельты всех крупных европейских рек обживались тысячелетиями, и делали это всегда довольно смышленые народы. Загадочные и суровые жители допетровской Невы (т. н. «ингерманландская культура») тоже внесли свой вклад в развитие уникального явления — петербургского менталитета...
    Известно, что Петербург традиционно голосует не так, как Россия или Москва. Менее известно, что в Петербурге вообще все — не так. Это самые настоящие «другие берега», с другим временем и другим пространством. Всех особенностей и коварств Петербурга не знает ни один его житель. Ибо главная особенность этого города состоит в том, что у него до сих пор есть жители. Во всяком случае, на протяжении двадцатого века не было ни одного фактора или явления, способствовавшего развитию жизни на берегах Невы, однако, она существует.
    Москвичи, как правило, относятся к Петербургу добродушно: они ничего не имели бы против того, чтобы Питер стал неким отдаленным районом Москвы, с забавными аттракционами вроде белых ночей или Мариининского театра.
    Петербуржцы не имеют в душе никаких родственных чувств к Москве. Уехать жить в Гамбург или Лондон — менее кардинальная ломка судьбы, чем переехать на постоянное жительство в Москву. Петербуржцу вообще никуда не надо, особенно в Москву. Он может быть вынужден, должен, обязан, так получилось, пришлось отправиться в Москву. Туда едут только за одной субстанцией — за деньгами.
    В Петербурге нет светского общества, это город многослойный, город надводных и подводных течений, не любящих смешиваться. Попав в одно течение, вы рискуете никогда не попасть в другое. Здесь нет потребности в постоянной тусовке и трении друг о друга. Здесь интересующие друг друга люди могут годами довольствоваться знанием о том, что: вот, человек существует, я могу с ним поговорить, и с меня хватит сего сознания. Попав в Петербург, вы быстро узнаете, что Большой проспект бывает «В. О.» (Васильевский остров) и «П. С.» (Петербургская сторона), подивитесь загадочной петербургской манере смотреть в одну сторону, а идти в другую, и с уважением, надеюсь, отнесетесь к тому, что местные жители из упрямого патриотизма любят такие жуткие явления, как Петр Великий, трамвай и корюшка. (Это заразно. Пока я устояла только перед корюшкой:)))))))))).
    Дефицит йода в невской воде гарантирует отсутствие в городе здоровых жителей из-за поголовного расстройства щитовидной железы. Из-за климата проблем еще больше. Бронхит, туберкулез… Насморк – вообще есть врожденная неизлечимая болезнь Петербурга. Слабость и вялость (которые в культурном типе петербуржца сходят за утонченную интеллигентность) ставят мощный заслон на пути любых пассионарных идей и людей. (иногда мне кажется - они просто отморозки).
    Трудоголик, да и вообще не в меру активный человек вызывает у питерцев болезненное раздражение (потому что работа — это суета сует и всяческая суета), бездельник — ненависть (он осмелился реально осуществить мечту каждого честного петербуржца, заключающуюся в отсутствии деятельности). Уж чего-чего, а времени в Питере навалом. Мне не встречались петербуржцы, которые куда-то не успевают, наоборот, большинство здешних жителей имеют вид постоянного ожидания, как пассажиры, пришедшие на вокзал за три часа до отправления поезда. Иначе дело обстоит с желанием — это как раз дефицит.
    Здесь не модно иметь сексуальную ориентацию и говорить об этом. Зато бонтон – это когда никто не знает о вашей ориентации, и особенно вы сами. Петербург всегда отличался не то чтобы гуманным, а приветственным отношением ко всему, что не способствует продлению человеческого рода (гомосексуализм, онанизм, чистая аскеза). Но эта одобрительность не имеет ничего общего ни с жизнерадостной борьбой за права человека, ни с веселым маскарадом различных сексуальных субкультур. Город просто совершенно безразличен к человеческим слабостям.
    Секс в Питере — научная дисциплина, Соответственно, возможно говорить о сексе что угодно и сколько угодно, но только как о постороннем явлении, которое к вам лично не имеет прямого отношения, как, скажем, теория механизмов и деталей машин. Кроме того, ориентация подразумевает наличие ориентира, а какие могут быть ориентиры в столице туманов и заморочек?(а может, они просто отморозки?)
    Квартирный вопрос испортил москвичей, но сплотил петербуржцев. Алкоголик алкоголику друг, товарищ и брат. Нигде, ни в одном городе мира, нет такого количества коммуналок и просто старых квартир в аварийном состоянии. И прямо пропорционального количества алкоголиков. Пьющий петербуржец опасен. Завязавший петербуржец – катастрофа. При этом пьющие пытаются делать из личной распущенности философию и поэзию протеста.
    Считается моветоном жениться и разводиться. Здесь принято жить, как живется. Конечно, молодые люди в Петербурге женятся, но по одной причине: по наивности и беспечности. Повзрослев, петербуржец преисполняется отвращением ко всяким матримониальным движениям. Характерно, что влюбленная петербуржанка первым делом отправляется не в салон красоты, а в часовню Ксении Блаженной на Смоленском кладбище (ее сочли помощницей в любви и утыкали всю часовню записочками с просьбами о подмоге). То есть любовь в Петербурге почитается за несчастье, в котором могут помочь только высшие силы. Обычная для питерца манера жить так, как будто не имеешь к своей жизни никакого отношения, лишает ритуальную сторону жизни той выразительности, что присуща варварам. Самая распространенная в Питере модель love story такова: мужчина пришел к женщине, в два часа развели мосты, он остался ночевать, потом лень было тащиться домой... Потом пошли дети. Не существуй этой милой питерской незадачи (имею в виду развод мостов), коренные петербуржцы размножались бы почкованием. (c)